Глава «Искусство и социальная среда. Эпохи и влияния» раздела «Архитектура Месопотамии и Ассирии» из книги Огюста Шуази «История архитектуры» (Auguste Choisy, Histoire De L'Architecture, Paris, 1899). По изданию Всесоюзной академии архитектуры, Москва, 1935 г.

Искусство Месопотамии так же старо, как и египетское. Оно создано народностями Шумера, пытливый ум которых изобрел астрономию. Насколько позволяют установить развалины Телло, уже за тридцать веков до н. э. была установлена система кирпичных конструкций, и декоративная пластика достигла высокого качества. Архитектура была делом столь почетным, что самое древнее из известных нам месопотамских пластических изображений царя показывает монарха в виде архитектора, на коленях которого лежит план крепости и измерительный инструмент, служивший для начертания плана. К несчастию, малое количество развалин датируется этим ранним периодом. Телло, остатки строений в Мохейре и в Варке — вот все, что дошло до нас от шумерийского периода.

Месопотамия была разорена в период нашествия племен, сменивших народности Шумера. Все города должны были быть отстроены после победы. Мохейр — лишь реставрация древнего Ура, Нимруд—новый город, построенный на развалинах Калаха, Куюнджик — реконструированная Ниневия. Все, что дошло до нас от Вавилона, едва ли старее VI в. до н. э.

Но архитектура имела свои корни в самой почве страны, в ее столь специфических условиях; старинные навыки взяли верх, как единственно возможные. Что касается самих архитектурных форм, то их спасло то исключительно бедное воображение, которым обладали новые властители Месопотамии; склонность к археологии способствовала также их распространению.

Ашурназирпал, этот жестокий деспот, был великим археологом. Набонид тщательно разыскивал в Вавилоне документы относительно основания храмов и старался восстанавливать последние «в их первоначальном виде». Воспроизводились архаические печати Шумера; во всем господствовало подражание. Таким образом, вполне возможно рассматривать искусство великих ассирийских династий и последних династий Вавилона как возрождение шумерийского искусства, видеть в стиле Хорсабада и Куюнджика стиль шумерийских дворцов. Во всяком случае нет искусства, которое не имело бы развития, и здесь, как и в египетской архитектуре, благодаря надписям можно установить эпохи.

Примечание: Концепция Шуази о развитии искусства Месопотамии является глубоко неправильной. Прошлое Месопотамии не знало никакого такого крупного нашествия племен, после которого заново отстраивалась бы города, как это рассказано у Шуази. В истории Вавилона и Ассирии был целый ряд моментов, когда страна или ее отдельные части оказывались под властью новых пришедших народностей, как это имело место при касситах во втором тысячелетии, но разрушавшиеся города и отдельные архитектурные памятники восстанавливались и отстраивались на протяжении всего нам известного трехтысячелетнего периода. Мысль о том, что в искусстве Ассирии существовал период сознательного подражания памятникам прошлого, является просто ложной.

Архаическое искусство Телло, ставшее известным благодаря раскопкам де Сарзека, носит характер, приближающий его к искусству первобытного Египта: реализм в пластике, почти полное отсутствие растительных мотивов в орнаменте, весь декоративный репертуар, заимствованный из живой природы. Орнамент в узком смысле слова, развивающийся в Египте поздно, складывается в Месопотамии в плохо известный период, предшествующий эпохе Ассирии.

Теперь рассмотрим ассирийский период — с IX по VII в. до н. э. Благодаря открытиям Ботта и раскопкам Лейарда, Плэйса и Раулинсона мы располагаем для этого времени большим количеством памятников. Главные из них следующие:

• около 870 г. до н. э.— дворец Ашурназирпала (северо­восточный дворец в Нимруде);
• около 715 г. до н. э.— дворец Саргона в Хорсабаде;
• около 690 г. до н. э.— дворец Синахериба в Куюнджике;
• около 675 г. до н. э.— дворец Ассаргадона (юго-восточный дворец в Нимруде);
• около 660 г. до н. э.— дворец Ашурбанипала (северный дворец в Нимруде).

Эпоха Ашурназирпала и Саргонидов — это, примерно, то же, что время Сезостриса для Египта,— период, в который культ количественного развивается за счет изысканности форм и совершенства деталей. Это — время военных успехов Ассирии, когда государство могло пользоваться целыми переселяемыми племенами (как это было с иудеями) для возведения в центре огромных сооружений. Конструктивные методы отвечали этим возможностям; чтобы выстроить дворец, надо было лишь иметь людей, умевших замесить и сделать кирпич и знавших кладку.

Примечание: Сравнение последних двух веков существования Ассирии и Вавилона с эпохой Сесотриса малоубедительно. Данный период может быть скорее сопоставлен с временем Рамессидов.

От дворца Ашурназирпала до дворца Ассаргадона искусство конструкции все время прогрессирует: размер зал все возрастает, что указывает на то, что строительная техника совершенствуется. В то время как самые широкие залы старого дворца в Нимруде имеют пролет в 7 м, в Хорсабаде этот последний достигает 10 м; в юго-восточном дворце в Нимруде архитекторы Ассаргадона рискнули сделать зал шириной в 19 м, но им пришлось уже по окончании зала отказаться от этого, разделив его стеной на два нефа.

Образование нововавилонского государства в 625 г. до н. э. приводит строительное искусство к новому подъему. Это движение олицетворяет Навуходоносор. При нем были выстроены сооружения, которые вызвали восхищение Геродота,— стены Вавилона, дворцы, многоэтажные зиккураты. Это, в большинстве случаев, строения, развалины которых слишком бесформенны, чтобы детально судить об их стиле, но конструктивная сторона которых заставляет угадывать совершенство и роскошь, неизвестные ассирийской архитектуре. В частности в них применен в большом количестве обожженный кирпич и получила широкое распространение поливная декорация. После завоевания Кира (530 г. до н. э.) вавилонское искусство гибнет вместе с туземными династиями. Искусство Персии является как бы его продолжением.

Влияния

С древнейших времен тесные узы соединяют обе архитектуры — месопотамскую и египетскую. Египет и Месопотамия никогда не были обособленными культурными центрами. Но в особенности это относится к периоду XVIII династии, когда усилилась их взаимная связь. Армии Хатшепсут доходят до пределов Евфрата. По возвращении из этих походов царица пытается вызвать новый расцвет египетского искусства, свидетелем чему является многоэтажный храм в Дейр-эль-Бахри. Аменофис VI, имевший владения и в Передней Азии, старается заменить национальные культы месопотамскими астрологическими учениями. Эта реформа оставляет след в египетской пластике. Египет должен был отдать Месопотамии по крайней мере столько же, сколько он у нее взял.

Элементы убранства. — Мотивы наиболее распространенных орнаментов — египетского происхождения. Задолго до Ассирии мы находим в Египте и пальметту и розетку. Является ли сфинкс предком месопотамских чудовищ с человеческими головами? Такое предположение вполне правдоподобно, но в руках месопотамских интерпретаторов тип принял новое обличье, с художественной точки зрения равноценное тому, как если бы он был ими создан. Архаические цилиндры, наиболее древние резные камни, дают нам изображения вздыбленных львов, соединения голов, крыльев и тел, свидетельствующие о самом смелом полете фантазии. Характер самой фантастики ничего общего с Египтом не имеет: это создание чисто азиатского гения. Мы его находим во всех декоративных школах позднейших эпох. В Месопотамии он прослеживается с древнейшего периода.

Конструктивные приемы. — Конструкция из камня играет в Месопотамии настолько второстепенную роль, что ее местное происхождение представляется маловероятным; вопрос может идти лишь о глиняной. Откуда ведет свое происхождение система сводов без кружал,— из Египта или из Месопотамии? До сих пор нельзя сделать окончательного вывода ни в пользу того, ни в пользу другого решения. Во всяком случае, в Египте эта система конструкции получает свое распространение лишь после азиатских походов. Широкое применение кирпичного свода в Рамессеуме относится к более позднему времени, чем экспедиция Хатшепсут. Если принять во внимание природные условия Месопотамии, есть все основания думать, что конструкции из глины не египетского, а месопотамского происхождения.

Может быть, на архитектуру Месопотамии оказала влияние Центральная Азия. По Библии, первые исторические известные башни, сложенные из обожженного кирпича, выстроены людьми, пришедшими с Востока, принесшими в Месопотамию неиз­вестные языки. Нет ли в этом прямого указания на происхождение самого конструктивного приема?

Во всяком случае, обожженный кирпич не может происходить из страны, где существует постоянный недостаток в топливе: способ его изготовления занесен извне. Строители, «при­шедшие с Востока», вносящие путаницу в местные наречия, должны были быть народностью, пришедшей из глубин Азии, принесшей с собой технические навыки гончарного дела, которое суждено было их потомкам поднять на большую высоту. Обожженный кирпич, которому отведено такое важное место в архитектуре Вавилона, встречается в древности на всем протяжении от Месопотамии до Тибета: и в Персии и в Индии. Мы не находим строений из обожженного кирпича вне этих местностей. На западе граница распространения обожженного кирпича проходит в самом Вавилоне и едва ли на севере она достигает Ниневии. Нельзя ли усматривать в подобной локализации строительных приемов следов определенного пути, по которому шло данное влияние, исходным пунктом которого являются пределы Тибета?

Примечание: Вопрос о взаимоотношениях Египта и Месопотамии — один из самых запутанных и до сих пор малообследованных в истории культуры. Делать, как поступает Шуази, окончательные выводы в пользу Египта, являющегося, по его мнению, родоначальником древневосточной цивилизации, представляется преждевременным и рискованным.

Открытия 20-х годов текущего столетия в долине Инда (раскопки в Мохенджо Даро и Хараппе) перевернули все существовавшие точки зрения на месопотамскую культуру как на древнейшую на азиатском материке. Происхождение и принадлежность к определенной этнической группе шумерийцев, которые, по-видимому, явились создателями месопотамской культуры, окончательно осложняет и без того трудную историко-культурную проблему. Тексты и данные истории материальной культуры заставляют видеть в шумерийцах пришельцев извне, вернее всего — с востока.

В настоящее время мы имеем данные о трех древнейших культурных центрах Азии — культурах долины Инда, Элама и Месопотамии, весьма близких одна другой. На западе, в Средиземноморьи, к ним примыкает так называемая Эгейская культура. Основываясь на значительно большей развитости культуры долины Инда по сравнению с одновременными ей культурами Элама и Месопотамии, некоторые склонны видеть в первой родоначальницу всех остальных культур Азии. Это является особенно спорным в силу того, что датировка памятников в долине Инда, в Мохенджо Даро и в Хараппе до настоящего времени недостаточно ясна и точна.

Тот же вопрос встает и относительно связи. Известковый раствор, применяемый в Вавилоне, вероятнее всего происходит из Месопотамии, где отсутствие топлива и известняка затрудняло изготовление извести, и в то же время изобилие асфальта делало ее совершенно излишней. Не ведет ли известь свое происхождение от народностей Центральной Азии, у которых, видимо, возникли те производства, которые связаны с употреблением огня? Пока удовольствуемся постановкой этих вопросов в ожидании того времени, когда новые данные позволят их окончательно разрешить.