Главы раздела «Архитектура Древней Персии» из книги Огюста Шуази «История архитектуры» (Auguste Choisy, Histoire De L'Architecture, Paris, 1899). По изданию Всесоюзной академии архитектуры, Москва, 1935 г.

В Египте и Месопотамии начинаются те два русла, по которым в двух противоположных направлениях идет движение идей и влияний, — на Дальний Восток и на запад, в Европу. Историк искусства должен сперва спуститься по одному руслу, затем — по другому. Мы прежде направимся восточным руслом, которое идет из Египта и Ассирии в Персию, а оттуда, через страны древнейших культур — Индию и Китай, достигает Дальнего Востока.

Персия — первая из стран Востока, испытывающая воздействие культур Египта и Ассирии. Персия представляет собою ряд глинистых плоскогорий, расположенных уступами и опирающихся на цепи голых гор. Полное отсутствие лесной растительности, наличие лишь камня и глины делает последнюю, как и в Месопотамии, основным строительным материалом. Здесь, как и в Месопотамии, защита от зноя являлась основной задачей строителя. Что касается требований, которые предъявлялись к архитектуре, то они те же, что и во всех других восточных деспотиях: грандиозность зданий должна была отражать блеск царского величия. Трудовая часть населения, испытывавшая, как и в Месопотамии, всю тяжесть деспотической власти, обладала, однако, тем врожденным чувством красоты, которое, в противоположность любви к грандиозному, отличает арийские народности от семитских. Архитектура Ассирии могла быть перенесена на персидскую почву, но, акклиматизировавшись в Иране, обнаружила больше изящества, изысканности и благородства форм.

Примечание: Мысль о том, что архитектура ахеменидов представляет собой акклиматизировавшуюся в Персии архитектуру Ассирии, бесспорно является ошибочной. К моменту возникновения персидской монархии в искусстве Переднего Востока вырабатывается своеобразный синкретизм, который особенно ясно наблюдается в репертуаре орнаментальных мотивов и в архитектурной декорации и который становится одной из отличительных черт ахеменидского стиля. Констатирование отдельных ассирийских элементов и приводит Шуази к ложному выводу о том, что ахеменидская архитектура представляет собой ассирийскую, пересаженную на почву Персии. В лице архитектуры ахеменидов мы имеем самобытное персидское зодчество, уходящее корнями в местные традиции и навыки, но в то же время связанное с архитектурой Элама и Вана (Урарту), в особенности, по-видимому, с архитектурой последнего, где строительным материалом являлся тот же камень в соединении с глиной. Мысль Шуази о зависимости Персии ахеменидов от Ассирии диктуется желанием доказать постепенное развитие одной архитектуры из другой в преемственной последовательности, начиная с Египта (стоит только припомнить, как усиленно подчеркивается влияние Египта на Месопотамию). Вся концепция насквозь не соответствует современным научным данным.

Оставленное Ассирией наследство в области конструктивных приёмов сводится к глиняной стене, коробовому своду и купольному покрытию; это последнее притом — скромных размеров, как единственно возможных при пользовании кирпичом солнечной сушки. Благодаря рациональному использованию обожженного кирпича и в силу главным образом применения известковой связи персы оказались в состоянии возводить купола значительных размеров, причем они никогда не останавливались перед трудностью сведения окружности к квадрату.

Оригинальной чертой персидской архитектуры является то широкое распространение, которое приобретает конструкция террас. Мы видели, что в Ассирии портик с колоннами превращается в царский  павильон.  В Персии павильон становится грандиозных размеров. Персидский тронный зал — не что иное, как ассирийский павильон, но достигший размеров египетских гипостильных зал. Тяжеловесности египетских строений удается избегнуть лишь путем замены каменных покрытий огромными деревянными балками. Но дерева постепенно не хватает. Приходится покупать за большие деньги ливанские кедры и привозить их через горные цепи. Но именно трудности, казалось, и пленяли персидских царей; из протеста против рядового, ординарного, они насаждали архитектурные конструкции лесистых местностей на почву, где ничего не произрастало.

В истории персидского искусства мы различаем две сосуществующих архитектуры: глиняные строения, строгие в своих конструктивных частях, вполне соответствующие местным условиям страны, и архитектуру, применяющую дерево, развивающуюся наперекор всем препятствиям. Эта последняя — порождение царской прихоти — связывается с властью Ахеменидов, династией, правившей с VI по IV вв. до н. э., и исчезает с ее крушением. Другая, уходящая корнями в местную почву, переживает эту искусственно созданную архитектуру; расцвет ее падает на III — VI вв. н. э., т. е. на эпоху сасанидов. Она передает свои приемы Византии и живет до наших дней в персидском зодчестве.

Примечание: Точка зрения Шуази на ахеменидское искусство как на искусство, не выросшее из реальной обстановки, а созданное династией Ахеменидов, является устаревшей. В настоящее время доказаны его связи со многими очагами культуры огромной Персидской империи. Что касается якобы местной, параллельно с официальным зодчеством существующей архитектуры, то о ней не приходится говорить, так как мы знакомы лишь с постройками сасанидского и парфянского времени, которые, имея корни в местной почве, едва ли имеют своих предшественников в ахеменидскую эпоху. Получающиеся недоразумения — результат неправильной датировки поздних памятников более ранним временем.